Побывал в старой петербургской квартире на Садовой улице, действительно старой, 19-го еще века. С сохранившимся барочным интерьером, с фарфоровым профилем Данте в почтенной рамке красного дерева. И ведь не музей, живой дом, в котором живут люди и все эти петербургские вещи. А им по двести лет уже почти, и революция их не снесла. Стоят шкафы резных форм и часы с коринфскими колоннами и медным маятником. И живут. И действуют почти древние в 21-м веке, превращая собой телевизор и компьютер в странный пережиток недавнего, а давнее выглядит монументально, убедительно, и утвердительно.
Из овальной замшелой лестницы черного хода идешь за дверь, после которой десятки метров классицизма, утонченности, ваз, плафонов лунного стекла, преклоненных статуй, портретов предков в золоченых рамах, фотографий мастерской "Nappelbaum", девушек с каре 20-х годов и угольными глазами, светильников странных форм с лепестками. Рамы, рамы, рамы: и все звучит в комнате иным духом, звучит временем на 1830.
Из овальной замшелой лестницы черного хода идешь за дверь, после которой десятки метров классицизма, утонченности, ваз, плафонов лунного стекла
В квартире моего учителя истории над дубовым столом зеленого сукна висела бледная посмертная маска Моцарта. Она всегда казалась мне приметой совершенно иного способа домашней культуры. Где квартиры Данте "с профилем орлиным"? Где старые петербургские уголки с пыльным духом домашних библиотек, томиками Шекспира и Достоевского? Где вся наша жизнь, что отпечаталась в доходных домах Крюкова канала и Фонтанки, та самая, где бродят разносчики газет с деревянным лотком на лямке? Где выставленные решетки каналов для разгрузки барок с дровами? Где эти люди, идущие своими делами, беспечные ровесники Пушкина, где навесные мосты старого города, где весь пыльный склад петербургской тишины? Он здесь, и не здесь.
Ох, я очаровался этой квартирой. Я гладил мореное дерево шкафов, я трогал выпуклый рельеф модерна, я был ни здесь и ни там, я думал о прошлом, которое вдруг овладело мной. Одна комната в старинном доме на Садовой, внезапная возможность быть в ином Петербурге, блаженная старина, ладная своим благородным строем.